Недавняя многостраничная публикация в журнале The New Yorker позволяет пристальнее вглядеться в Кёртиса Ярвина — философа-блогера, который окормляет высокопоставленных деятелей администрации Трампа и тех, кого называют «технофеодалами" — разочаровавшихся в демократии магнатов Кремниевой долины. Он же — придворный философ Питера Тиля — человека, которому нынешний вице-президент США Джей Ди Вэнс обязан своей карьерой.
В статье «Заговор Кёртиса Ярвина против Америки», опубликованной 2 июня в издании The New Yorker журналист издания Ава Кофман подробно рассказывает о Кёртисе Ярвине — философе движения, которое получило название неореакции и Темного Просвещения. ИА Красная Весна публикует первую часть этой статьи. Статья печатается с сокращениями. Весной и летом 2008 года, когда Трамп еще числился в выборных списках Демпартии, анонимный блогер, творящий под именем Менций Молдбаг, опубликовал «Открытое письмо к прогрессистам, открытым для новых идей». В манифесте объемом в 120 тыс. слов утверждалось, что эгалитаризм не только не улучшает мир, но и в ответе за большинство его бед. То, что его благонамеренные читатели думают иначе, утверждал Молдбаг, связано с влиянием СМИ и ученых, которые невольно вместе работали над продлением леволиберального консенсуса. Автор дал этому гнусному союзу название «Собор». Молдбаг призывал к разрушению Собора и полной «перезагрузке» общественного порядка. Он предложил «ликвидацию демократии, Конституции и верховенства закона» и в конечном итоге, передачу власти главному исполнительному директору (кому-то вроде Стива Джобса или Марка Андриссена), который превратит правительство в «тяжеловооруженную сверхприбыльную корпорацию». Этот новый режим распродаст государственные школы, уничтожит университеты, упразднит прессу и заключит в тюрьму «одичавшее население». Режим также массово уволит государственных служащих (эту политику Молдбаг позже назвал RAGE — «Уволить всех госслужащих») и прекратит международные отношения, включая «гарантии безопасности, иностранную помощь и массовую иммиграцию». Молдбаг признал, что практическое воплощение его замысла зависит от здравомыслия гендиректора: «Очевидно, что, если он или она окажется Гитлером или Сталиным, мы воссоздадим нацизм или сталинизм». Автор отмахнулся от неудач диктаторов XX века, которых он считал слишком зависимыми от народной поддержки. Для Молдбага любая система, которая ищет подтверждения своей легитимности в страстях толпы, обречена на нестабильность. Хотя критики называли его технофашистом, он предпочитал называть себя роялистом или якобитом — в честь сторонников Якова II и его потомков, которые в XVII и XVIII веках выступали против парламентской системы Великобритании и отстаивали божественное право королей. Не говоря уже о Французской революции — bête noire реакционных мыслителей, Молдбаг считал, что английская и американская революции тоже зашли слишком далеко. Хотя «Открытое письмо» Молдбага и не демонстрировало особой привязанности к массам, оно подразумевало, что массы всё-таки могут оказаться полезны. «Коммунизм не повергли Андрей Сахаров, Иосиф Бродский и Вацлав Гавел, — писал он. — Понадобилось сочетание философа и толпы». Лучшим местом для вербовки такой толпы, по его словам, является интернет. Это была умная мысль. Вскоре статью Молдбага «Безусловные оговорки» стали распространять технари-либертарианцы, недовольные бюрократы и самозваные рационалисты, многие из которых сформировали ударные отряды интеллектуального онлайн-движения, получившего название неореакции и Темного Просвещения. Хотя в откровенных монархистов превратились немногие, писанина Молдбага отразила их презрение к эмоцио-нальному подъему эпохи Обамы. Молдбаг призвал своих читателей пробудиться от идеологического сна, приняв «красную таблетку», как персонаж Киану Ривза в «Матрице», который выбрал пугающую правду вместо успокоительного незнания. Этот призыв быстро при-обрел популярность среди зарождающихся альтернативных правых. В 2013 году стало известно, что Менций Молдбаг — это псевдоним сорокалетнего про-граммиста из Сан-Франциско по имени Кёртис Ярвин. Он мечтал о перестройке правительства США, о новой компьютерной операционной системе, которая, как он надеялся, станет «цифровой республикой». Ярвин основал компанию, которую назвал Тлён (Tlon) — аллюзия на рассказ Борхеса «Тлён, Укбар, Орбис Терциус», в котором тайное общество описывает сложный параллельный мир, который начинает захватывать реальность. Собирая деньги для своего стартапа, Ярвин стал своего рода Макиавелли для своих благотворителей-техномагнатов, которые разделяли его мнение о том, что мир был бы лучше, если бы они были у власти. Инвесторами «Тлёна» среди прочих стали венчурные компании Andreessen Horowitz и Founders Fund. Последняя была основана миллиардером Питером Тилем. И Тиль, и Баладжи Шринивасан, который был тогда генеральным партнером компании Andreessen Horowitz, подружились с Ярвином после прочтения его блога. Однако, судя по их электронной переписке, с которой меня ознакомили, в то время ни Тиль, ни Шринивасан не хотели, чтобы их дружба с Ярвином вышла наружу. «Насколько опасно, что нас связывают друг с другом?» — написал Тиль Ярвину в 2014 году. «Единственное, что обнадеживает: одно из наших скрытых преимуществ заключается в том, что эти люди [борцы за социальную справедливость] не поверили бы даже в очевидный заговор (это, пожалуй, лучший показа-тель упадка левых). Если они будут выстраивать связи, то к ним будут относиться как сумасшедшим, и они об этом подозревают», — писал Тиль. Спустя десятилетие, когда правые сторонники Трампа подчинились его сильной руке, связи Ярвина с элитой в Кремниевой долине и Вашингтоне больше не являются секретом. В 2021 году в интервью ультраправому ведущему подкаста теперешний вице-президент и бывший сотрудник одной из венчурных компаний Тиля — Вэнс процитировал Ярвина, предложив будущей администрации Трампа «уволить каждого бюрократа среднего звена, каждого государственного служащего в административном государстве, заменить их нашими людьми» и игнорировать суды, если те возражают. Марк Андриссен — один из руководителей Andreessen Horowitz и неофициальный совет-ник так называемого Департамента эффективности правительства (DOGE) начал цитировать своего «хорошего друга» Ярвина, говоря о необходимости прихода фигуры масштаба отцов-основателей США, которая взяла бы на себя управление нашей «вышедшей из-под контроля» бюрократией. Новый генеральный юрисконсульт в Управлении кадрового менеджмента правительства США Эндрю Клостер сказал, что замена госслужащих на лоялистов может помочь Трампу победить «Собор». «Есть деятели, которые передают дух времени — Ницше называет их своевременными людьми. Кёртис определенно своевременный человек», — сказал мне чиновник госдепа, который читает Ярвина еще с тех времен, когда он подписывался псевдонимом Молдбаг. Еще в 2011 году Ярвин сказал, что Трамп — это одна из двух фигур, которые, как ему казалось, «биологически подходили» на роль американского монарха (другим биологически подходящим человеком был Крис Кристи). В 2022 году он рекомендовал Трампу в случае своего переизбрания назначить Илона Маска руководителем исполнительной власти. Вместе со своим другом Майклом Антоном, ныне директором по планированию политики в госдепартаменте США, Ярвин утверждал, что такие институты гражданского общества, как Гарвард, необходимо закрыть. «Идея, что вы собираетесь стать Цезарем…, а Департамент реально-сти при этом будет контролировать кто-то чужой, явно абсурдна», — сказал он. В иную эпоху Ярвин мог бы остаться никому не известным неудачником, интернет-чудаком, цифровым графом де Местром. Однако он стал одним из самых влиятельных нелиберальных мыслителей Америки, составителем интеллектуального программного кода для второй администрации Трампа. «Ярвин открыл окно Овертона», — сказал мне профессор истории в Нью-Йоркском университете Нихил Пал Сингх. Он считает, что работы Ярвина возродили те идеи, которые долго считались выходящими за рамки приличного общества. Ярвин создал дорожную карту для демонтажа «административного государства и глобального послевоенного порядка». Поскольку его идеи были сюрреалистически воплощены в DOGE, а Трамп начал ощу-щать себя монархом, то Ярвин должен был бы ликовать. Однако последние несколько месяцев он беспокоился о том, что момент может быть упущен. «Если у вас сейчас эйфория по поводу прихода Трампа к власти, наслаждайтесь моментом, — написал он через два дня после выборов. — Потому что такого момента больше не будет». То, что для многих является самым мощным покушением на американскую демократию в истории страны, для Ярвина удручающе недостаточно. По его мнению, это «нерешительный переворот». Он считает, что без полномасштабного автократического захвата власти обязательно последует ответная реакция. Когда я недавно говорила с ним, он процитировал слова французского философа Луи де Сен-Жюста, который отстаивал проведение террора: «Тот, кто делает революцию наполовину, роет себе могилу». Как при устных выступлениях, так и в печати, Ярвин выражает себя с властной само-уверенностью. Его почти невозможно перебить. В этом году мы с Ярвином обедали в Вашингтоне, куда он приехал, чтобы отпраздно-вать смену режима. Тем утром журнал Times Magazine опубликовал интервью с ним. Ярвин был рад тому, как прошло интервью с Times. «Моей главной целью было ни с кем не испортить отношений», — сказал он. В течение многих лет Ярвин был наиболее известен, если можно это назвать известностью, как придворный философ Тиль-версума — сети неортодоксальных предпринимателей, интеллектуалов и прихлебателей, окружающих Питера Тиля. Ярвин упомянул, что один знакомый ему бизнесмен однажды пожаловался журналисту, что Тиль не вложил достаточно денег в его компанию. «Один прокол, и вы вы-бываете. И он выбыл», — сказал Ярвин, театрально вздыхая. Его второй целью было достучаться до аудитории Times. Это показалось мне удивительным, ведь он призвал правительство закрыть издание. «Я, как правило, больше заинтересован в общении с людьми, у которых такой же культурный багаж, как и у меня», — объяснил Ярвин. Он любит рассказывать историю своих бабушек и дедушек по отцовской линии, еврей-ских коммунистов из Бруклина, которые познакомились на встрече леваков в 1930-е годы (и меньше говорит о своих бабушке и дедушке по материнской линии — белых англосаксонских протестантах, живших в собственном коттедже на острове Нантакет — лучшем пригороде Нью-Йорка). «Настрой американского коммунизма был таков: „У нас на IQ на 30 бал-лов больше, чем у этих людей, и мы победим“, — сказал он. — Это как если бы все одаренные дети сформировали политическую партию и попытались захватить мир». Родители Ярвина познакомились в Университете Брауна, где его отец, Герберт, защищал докторскую диссертацию. Не получив постоянную должность («слишком беспечный»), Герберт попробовал свои силы в написании «Великого американского романа», а затем поступил на дипломатическую службу. В последующие годы семья жила в Доминиканской Республике и на Кипре. Герберт цинично относился к работе на правительство, и Ярвин, похоже, унаследовал его презрение: он неоднократно предлагал закрыть посольства Америки. Сейчас госдепартамент США рассматривает закрытие посольств в некоторых частях Европы и Африки. Ярвин сдержан в разговорах о своем детстве, но друзья и члены его семьи рассказали мне, что его отец, вероятно, был суровым, властным и ему невозможно было угодить. «Он контролировал их жизнь железной рукой, — сказал мне один человек, близко знающий его семью. — Это была поистине его вотчина». В детстве развитием Ярвина занималась мама и он перескочил через три класса (его старший брат Норман перескочил через четыре). Затем семья переехала в Колумбию (штат Мэриленд), где Ярвин поступил в среднюю школу в возрасте 12 лет. «Когда ты намного младше своих одноклассников, ты либо очаровательный талисман [класса], либо странный, угрожающий, неприятный инопланетянин», — сказал Ярвин, добавив, что в его случае было второе. Ярвина выбрали для участия в исследовании математических вундеркиндов в Университете Джонса Хопкинса. Он посещал университетский Центр талантливой молодежи, летний лагерь для одаренных детей, и был чемпионом Балтимора на телевизионном шоу-викторине «It’s Academic». Инженер-программист Эндрю Коун, который в настоящее время живет в доме у Ярвина, сказал мне, что детство Ярвина, похоже, на всю жизнь оставило у него комплекс неполноценности. «Я думаю, у него есть это чувство, что он недостаточно хорош, что его считают смешным или маленьким, и что единственный выход — выпендриваться», — сказал Коун. Ярвин поступил в Университет Брауна, окончил его в 18 лет, а затем поступил в аспи-рантуру по информатике в Калифорнийский университет в Беркли. Бывшие однокурсники рассказали мне, что он приходил в аудиторию в велосипедном шлеме и, казалось, стремился продемонстрировать профессору свои знания. Его однокурсники шутили, что шлем не давал новым идеям проникать в его мозг. Он нашел себе компанию в интернете — в интернет-сообществе Usenet — предшественнике современных онлайн-форумов. Но даже в таких группах, как talk.bizarre («Странные разговоры»), где было достаточно интеллектуальных павлинов, он выделялся своим желанием доминировать. Ярвин размещал в группе шутки, советы, юморные стихи, яростно нападал на других пользователей и блокировал тех участ-ников, чьи публикации он считал неинтересными. «Он хотел, чтобы его считали умным парнем, — это было очень, очень важно для него», — сказала мне его первая девушка Мередит Таннер. Она увлеклась Ярвином после прочтения одного из его виртуозных интернет-срачей, и они несколько лет встречались. «Не связывайтесь с кем-то только потому, что вас впечатляет, как творчески этот кто-то оскорбляет людей, — предупредила она. — Они обернут это умение против вас». В политическом и культурном отношении Ярвин был либералом — «старым добрым хиппи», как выразилась Мередит. Он носил конский хвост, серебряную серьгу-кольцо, употреблял кислоту на рейвах и писал стихи. Мередит вспомнила, что когда она однажды усомнилась в ценности позитивной дискриминации при поступлении в колледж, именно Ярвин убедил ее в необходимости. После полутора лет работы над докторской диссертацией Ярвин ушел из университета, чтобы искать счастья в технологической отрасли. Он помог разработать раннюю версию мобильного веб-браузера для компании, которая получила название Phone.com. В 2001 году он начал встречаться с драматургом Дженнифер Коллмер, с которой познакомился на Craigslist (популярный сайт электронных объявлений — прим.), и позже женился на ней. У них родилось двое детей. Phone.com стала публичной компанией и получила котировку на фондовой бирже, принеся ему неожиданный доход в $1 млн. Часть денег он потратил на покупку квартиры недалеко от района Хейт-Эшбери в Сан-Франциско, а остальное — на само-стоятельное изучение компьютерных наук и политической теории. «Я привык получать по-хвалы за то, что я умный», — сказал он о своем решении покинуть cursus honorum одарен-ного ребенка. «Отклонение от наезженной колеи было странным и пугающим поступ-ком», — заявил он. В глуши Ярвин погрузился в запутанные исторические и экономические тексты, многие из которых можно было прочитать онлайн в Google Books. Он прочитал Томаса Карлайла, Джеймса Бернхэма и Альберта Джея Нока, а также множество политических блогов начала нулевых. Свою пробуждающую «красную таблетку» Ярвин принял во время президентских выборов 2004 года. В то время многие из его коллег сместились в левый лагерь благодаря лжи о наличии оружия массового поражения в Ираке. Ярвин же переместился в противоположный лагерь из-за выдумок другого рода. Его взбудоражила кампания ветеранов Вьетнамской войны, связанных с Джоржем Бушем — младшим, утверждавших, что кандидат от Демократической партии Джон Керри лгал о своей службе во Вьетнаме. Ярвину, который поверил обвинениям, казалось очевидным, что как только правда выйдет наружу, Керри будет вынужден выйти из президентской гонки. Когда этого не произошло, он начал задаваться вопросом, какую еще информацию он наивно принял на веру. Факты больше не казались чем-то незыблемым. Как он мог быть уверен в том, что ему рассказывали о Джозефе Маккарти, Гражданской войне или глобальном потеплении? А как насчет самой демократии? После многих лет активных дискуссий в разделах комментариев чужих блогов он решил за-вести свой собственный блог. Ярвин не был лишен амбиций. Его первый пост начинался так: «На днях я возился в своем гараже и решил создать новую идеологию». Немецкого ученого Ганса-Германа Хоппе иногда называют интеллектуальными воро-тами в крайне правую идеологию. Хоппе, вышедший на пенсию профессор экономики в Университете Невады в Лас-Вегасе, утверждает, что всеобщее избирательное право вытес-нило правление «естественной элиты». Он выступает за разделение наций на более мелкие однородные сообщества и призывает к «физическому устранению» коммунистов, гомосексуалистов и прочих, кто выступает против этого жесткого общественного порядка. (Некоторые белые националисты создали мемы, в которых изображение Хоппе сочетают с изображением вертолета — намек на практику чилийского диктатора Аугусто Пиночета казнить оппонентов, сбрасывая их с вертолета.) Хотя Хоппе выступает за ограничение функций государства до минимума, он считает, что свобода лучше сохраняется при монархии, чем при демократии. Ярвин чуть не стал либертарианцем. У программиста под 30 лет, живущего в области залива Сан-Франциско и являющегося поклонником экономистов австрийской школы, были все факторы риска, чтобы им сделаться. Но он открыл для себя книгу Хоппе «Демократия — низвергнутый бог» (2001) и изменил свое мнение. Ярвин вскоре перенял идею Хоппе о сильном благожелательном человеке, который будет эффективно управлять страной, избе-гать бессмысленных войн и уделять первостепенное внимание благополучию своих подданных. Исследователь авторитаризма в Университете Джорджа Вашингтона Джулиан Уоллер считает, что труды Ярвина нельзя считать плагиатом работ Хоппе, но он оказал на Ярвина до неприличия прямое влияние. Хоппе утверждает, что, в отличие от демократически избранных должностных лиц, у монарха есть долгосрочный стимул защищать своих под-данных и государство, потому что и то, и другое принадлежит ему. Любой, кто знаком с историей диктатур, может посчитать эту идею лукавой. Но не Ярвин. «Вы же не грабите свой собственный дом», — сказал он мне однажды днем на террасе кафе на берегу лос-анджелесской Венеции. Я спросил его, что остановит его генерального директора — монарха от разграбления страны или порабощения своего народа ради личной выгоды. «Для Людовика XIV, когда он говорит: „Государство — это я“, разграбление государства не имеет смысла, потому что оно всё равно его», — ответил он. Вслед за Хоппе Яр-вин предлагает, чтобы нации в конечном итоге были разделены на «лоскутное одеяло» из маленьких государств, таких как Сингапур или Дубай, каждое со своим суверенным правителем. Вечные политические проблемы легитимности, подотчетности и преемственности будут решены секретным советом, обладающим полномочиями выбирать и отзывать в противном случае всемогущего генерального директора каждой суверенной корпорации, или SovCorp. (Как будет выбираться сам совет, неясно, но Ярвин предложил, чтобы сменой режимов управляли пилоты авиакомпаний. По его словам, это «братство умных, практичных и осторожных людей, которым люди уже регулярно доверяют свои жизни. Что тут может не понравиться?») Чтобы не дать генеральному директору устроить военный перево-рот, члены совета директоров получат доступ к криптографическим ключам, которые позволят им одним нажатием кнопки отключить всё правительственное оружие, от ядерных ракет до стрелкового оружия. Участие масс в политике прекратится, и единственный способ, которым люди смогут голосовать, — это ногами, переходя из одной суверенной корпорации в другую в случае, если они будут недовольны условиями обслуживания, например, переходя с X на Bluesky. Мысль о том, что инакомыслящие, такие как Ярвин, вероятно, в таком государстве бу-дут репрессированы, похоже, его не волнует. Он настаивает, что в его воображаемом госу-дарстве всё еще будет свобода слова. «Вы можете думать, говорить или писать всё, что хотите, — пообещал он. — Потому что у государства нет причин беспокоиться». «Если вы хотите организоваться против правительства, у вас будут проблемы», — признал он. Затем снова начал успокаивать: «Но это не как при Сталине. Вас просто вычеркнут». Для некоторых людей, таких как наркоманы или четырехлетние дети, сказал Ярвин, слишком много свободы может быть смертельным. Затем, указывая на бездомных, разбивших лагерь в этом районе, он внезапно начал плакать. «Идея о том, что демократия — это успех или наихудшая форма правления, если не считать всех остальных», — сказал он, имея в виду знаменитую фразу Черчилля о демократии — «крайне бредовая», сказал он, вытирая слезы. (Несколько недель спустя, во время нашей поездки в Лондон, я наблюдала, как он потерял самообладание, произнося похожую речь перед членом палаты лордов. Во второй раз это было не так впечатляюще.) Предполагается, что предлагаемый Ярвином монарх будет действовать решительно, чтобы защитить своих подопечных. Во время нашей беседы в кафе Ярвин восхвалял Delancey Street Foundation — НКО, занимающуюся реабилитацией, ее программу он охарактеризовал как «контроль на уровне фашистских родителей». Некоторые из его собственных предложений заходят еще дальше. В своем блоге он однажды пошутил о том, что можно пустить низшие слои населения Сан-Франциско на биодизельное топливо для городских автобусов. Затем он предложил другую идею: поместить их в одиночные камеры, подключенные к интерфейсу виртуальной реальности. Каким бы ни было окончательное решение, написал он, крайне важно найти «гуманную альтернативу геноциду», которая «достигнет того же результата, что и массовое убийство (удаление нежелательных элементов из общества), но не приведет к появлению морального клейма». Призывы Ярвина к появлению в США сильного лидера часто воспринимаются как экс-центричная провокация. Однако он считает это единственным ответом на мир, в котором большинство людей не приспособлены к демократии. «Сегодня в африканской стране, — сказал он мне, — достаточно умных людей, чтобы ею управлять — просто недостаточно умных людей, чтобы провести демократические выборы, на которых все будут умными». Из-за таких замечаний Ярвина иногда называют белым националистом. Он слабо сопротивляется этому определению. В публикации от 2007 года под названием «Почему я не белый националист» он заявил, что он хоть и не испытывает к белому национализму идиосинкразии, но считает и расизм, и национализм бесполезными политическими концепциями. За обедом он сказал мне, что испытывает горькую симпатию к фанатикам прошлого, у которых была правильная интуиция, но не подкрепленная надлежащими научными знаниями. Неореакционеры придерживаются концепции так называемого «человеческого биоразнообразия». В ней, в числе прочего, утверждается, что не все расовые или популяционные группы одинаково умны. Генетические различия способствовали (и, что удобно, помогли объяснить) различия в уровне бедности, преступности и образования среди популяционных групп. «В этом доме верят в науку — расовую науку», — написал он в 2024 году. В течение нескольких часов Ярвин, словно аукционист, отчаянно пытающийся заклю-чить сделку, перечислял свои аргументы в пользу сильного лидера. Я терпеливо слушала, хотя меня часто озадачивали его искажения фактов и странные отступления. «А какой будет правильная политика для афроамериканцев при совершенно новом режиме?» — задал он сам себе вопрос. Сначала это казалось нелогичным, ведь я спрашивала его, каким, по его мнению, должен быть второй президентский срок Трампа, чтобы ему быть успешным. Отвечая на свой же вопрос, он сказал, что «очевидным решением» проблем наркомании и бедности в центре города будет «поставить черных пасторов во главе черных гетто». Ярвин, который является атеистом, не особенно заинтересован в теократическом правлении, но он считает, что для управления различными группами населения нужно создать разные своды законов (он сослался на османскую систему миллетов, которая предоставляла религиозным общинам определенную автономию). Чтобы держать «черных из гетто» в узде, продолжил он, их следует заставить жить «традиционным образом», как ортодоксальных евреев или амишей. «Подход, принятый в XX веке, заключается в том, что, если мы сделаем школы достаточно хорошими, они все превратятся в сторонников унитарного государства», — сказал он. «Если вы бы, как я, посмотрели [американский полицейский телесериал] „Прослушка“ и жили в Балтиморе, то вы бы поняли, что это, похоже, вообще не работает». Только через 10 минут после того, как он закончил свою речь, я поняла, что он по-своему отвечает на мой первоначальный вопрос. «Если мы не сможем полностью перестроить ДНК, чтобы изменить то, что есть человек, то многие люди должны жить не по-современному, а по-традиционному, — заключил он. — И это революция такого уровня, которая идет дальше всего, что делает режим Трампа — Вэнса». glavno.smi.today
Свежие комментарии