На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

smi.today

4 590 подписчиков

Свежие комментарии

  • Maxim
    Шиш амерам, а не - база..США усилили интер...
  • Maxim
    Шокер-телескоп..В Крыму орудуют п...
  • Андрей Зарубкин
    За последние лет 15-ть убили более 70-ти лучших российских ученых ядерщиков, микробиологов, оружейников, психологов, ...Иранского ученого...

«Вновь открыть жизнь духа». Почему Экзюпери так нужен сегодня

Сегодня исполняется 125 лет со дня рождения удивительного француза — Антуана де Сент-Экзюпери. Писатель, философ и воин. Представляется, что воинскому долгу — будь то борьба против нацизма, борьба с поражением собственной страны, борьба за будущее человечества, — во многом подчинена и писательская стезя Экзюпери, по крайней мере в поздний период жизни и творчества.

«Истина, не содержащая в себе „точки зрения“, — это либо дешевка, либо парадокс, который никого ни к чему не привяжет. Вдобавок это омерзительно скучно. От подобных философских рассуждений мухи дохнут», — написал Экзюпери в письме издателю в 1942 году по поводу своей повести «Военный летчик». Очевидно, что он хотел убедить, хотел научить людей тому, что постиг сам путем трудных решений, поступков и преодоления противоречий. И потому он, конечно, не литератор в принятом на Западе смысле, а скорее пророк, подобно крупнейшим русским писателям. Антуан Экзюпери внес в литературу о Второй мировой войне «совершенно новые содержательные аспекты», считает филолог, специалист по западноевропейской и русской литературе Мария Сергеевна Кургинян. В своей статье о проблемах западноевропейского реализма XX века она заявляет, что писатель является одним из создателей новой разновидности военной повести, очерка, рассказа. По ее словам, в «Военном летчике» Экзюпери начинает критику войны с того, «на чем авторы романов о „потерянном поколении“ ее кончали». Группа дальней разведки, которая вся целиком является героем повести «Военный летчик», «с полной отчетливостью представляет себе виновников катастрофы, нависшей над Францией», пишет она.
«Простые парни из отряда дальней авиаразведки с самого начала военных действий чувствуют себя частью народной Франции, той Франции, которую предали задолго до начала вторжения и капитуляции, той Франции, которая противостоит империалистам и политиканам, ввергшим ее в катастрофу», — отмечает филолог. При этом констатация бессмысленности приказов, преступности распоряжений властей и в целом состояния разгрома — это лишь внешний слой произведения, считает специалист. Глубинное содержание повествования составляет вопрос: почему те, кто вступили в борьбу, расплачиваясь жизнями за предательство и поражение, считают, что «должны умереть». Ответ на этот вопрос, подчеркивает М. С. Кургинян, «не обретается в ходе стройных умозрительных построений, а скорее нащупывается исподволь, эмоционально. Не потому ли идут на заведомую гибель и повинуются преступным приказам простые воины, истинные патриоты, что ощущают свою общественную инертность как вину перед Францией, а гибель — как искупление?» Действительно, идея ответственности каждого за всё, идея искупления поражения, безвозмездной жертвы, идея ценности и уязвимости духовной культуры — это главные шаги на пути преодоления разгрома. На том пути, которым Экзюпери прошел сам и который предложил всем людям. И важно здесь то, что этот путь универсален. Ведь философ говорил не только о поражении Франции от нацистов, хотя об этом — в первую очередь. Он говорил о поражении всей человеческой цивилизации и остро чувствовал свою ответственность за ее состояние и ее будущее. Все поздние тексты Экзюпери полны горечи переживания. Но главное, диагноз философа невероятно актуален сегодня, почти век спустя. Приведем ряд отрывков из его писем военного периода. 1939 год: «На сердце у меня чудовищным бременем лежит устрашающая нелепость нынешней эпохи. Нелепость все та же: нынешняя эпоха не является эпохой мысли». «Нет даже признака мысли. Человечество дрыхнет, словно домашний скот на своей подстилке. Ради чего воевать этим людям? Ради хлеба? Он у них есть. Ради свободы? Они беспредельно свободны. Они утонули в этой свободе, которая делает бессердечными кучку миллиардеров. Защищаться от врагов? У них нет врагов. Они живут без врагов, без ненависти, без единения. Распад, бедствия человека. Что надо, чтобы они воскресли?» 1940 год (из письма матери): «Я чудовищно недоволен тем, чем занята наша эпоха». 1942 год: «… на Францию напала хворь. Тяжкая хворь. Многие из нас, кого мучит больная совесть, нуждаются в исцелении». 1943 год: «Человечество клонится к упадку: от греческой трагедии оно скатилось к пьесам господина Луи Вернейля (ниже падать уже некуда). Век рекламы, системы Бедо, тоталитарных режимов, век армий, отказавшихся от знамен, труб, отпевания мертвых. Я всеми силами ненавижу свою эпоху. В наши дни человек умирает от жажды». «Человек, из которого выхолощена всякая способность к творчеству, который в своей деревенской глуши не в силах создать ни единой песни, ни единого танца. Человек, которого под видом культуры пичкают стандартной продукцией серийного производства, словно вола сеном. Вот это и есть нынешний человек». «Вопрос о назначении человека. Никаким готовым ответом мы не располагаем, и мне кажется, что мы движемся навстречу самым беспросветным временам истории». Но Экзюпери не просто регистрирует эту поломанность эпохи, подобно принцу Гамлету. Он выявляет причину этой поломанности и ищет выход. В письме 1943 года одному генералу он говорит: «Есть только одна проблема, одна единственная, состоящая в том, чтобы вновь открыть жизнь духа, которая выше всего, в том числе и жизни разума. Открыть единственное, что может принести человеку удовлетворение. Это шире, чем проблема религиозной жизни, являющейся лишь одной из форм жизни духовной (хотя, быть может, религиозная жизнь непременно вытекает из духовной). А жизнь духа начинается там, где „видимое“ бытие рождается из чего-то, что выше составляющих его элементов». Философ придает особое значение жизни духа, духовной культуре. В своем «Военном летчике» он объясняет, почему уязвима духовная культура, как происходит разрыв связи человека с нею: «Поражение, конечно, проявляется в банкротстве отдельных личностей. Но ведь человека создает духовная культура. И если культуре, к которой я себя причисляю, угрожает опасность из-за несостоятельности личностей, то я вправе спросить себя, почему она не создала их другими. (…) Если я стремлюсь понять, в чем коренятся причины моего поражения, если я хочу и надеюсь возродиться, мне прежде всего нужно вновь обрести источник духовных сил, который я утратил. Потому что духовную культуру можно сравнить с пшеницей. Пшеница кормит человека. Но и человек, в свою очередь, заботится о пшенице, ссыпая в амбары зерно. И запасы зерна сберегаются, как наследие, от одного урожая к другому. (…) Я жил в человеческой общности уже не в качестве ее строителя. Я пользовался благами царящего в ней мира, ее терпимостью, ее благоденствием. Я ничего не знал о ней, кроме того, что я — ее обитатель. Я жил в ней, как ризничий или как привратница. Стало быть, как паразит. Стало быть, как побежденный». Экзюпери заключает, что чтобы не стать лишь потребителем благ цивилизации, чтобы строить ее, обогащать и тем самым обогащать себя через нее, человеку доступно лишь одно средство — жертва. Жертва как «дар, не требующий ничего взамен». Он сам шел этим путем до конца, и был принципиален в вопросе о духе, о жертве. Интересно, что его расхождение со сторонниками Шарля де Голля коренилось в этом же вопросе. Экзюпери считал, что голлисты, работая на спасение Франции, не должны рассчитывать занять потом руководящее положение в стране. Что этот расчет, эта работа локтями сеет вражду между французами, что народ сам свободно выберет свое руководство. В последние дни жизни он верен себе: так же воюет, так же защищает чистоту духовного пути и напряженно думает о будущем. 30 июля 1944 года, в день накануне гибели, он пишет: «…не воспринимаю ничего, кроме качества внутренней сущности. Мне омерзела их фразеология. Омерзела их напыщенность. Омерзела их полемика, и я ничегошеньки не понимаю в их добродетели (…) Добродетель — это значит спасать французское духовное наследие, оставаясь хранителем библиотеки где-нибудь в Карпантра. Добродетель — беззащитным лететь на самолете. Обучать детей чтению. Быть простым плотником и пойти на смерть. Они — народ…, а я нет. Нет, я тоже принадлежу этой стране. Несчастная страна!» glavno.smi.today

 

Ссылка на первоисточник
наверх