Продолжение. Начало: Сон об ударе «Томагавком» по Москве Андрей решил уходить через границу с Румынией. Дальше план был перебраться в Россию. Он прощался с Киевом. Когда он стал инвалидом, у него появилась привычка открывать в телефоне карту и «проходить» родные места, открывая их панорамы. Крещатый парк, Лавра, набережная Днепра, Софийская площадь, Владимирская горка с ее смешным 220-метровым фуникулером, Гидропарк, куда он часто приезжал помочить ноги в воде, — сколько же мыслей, чувств подарили эти места, сколько он пережил здесь!
«И неизвестно ещё, в какие моменты по-настоящему движется жизнь: когда ты бегаешь как угорелый по своим делам или — когда попадаешь в места, где бег времени замедляется и ты можешь, наконец поразмыслить, побыть наедине с собой. Днепр, холмы, где жили и обращались к своим богам язычники, молились христиане, — теперь в этих местах живёт он, маленький в каком-то смысле человек, невероятным образом исцелившийся от своей инвалидности и ставший таким же лакомым для ТЦК, как и сотни тысяч других украинцев», — об этом думал он, борясь с желанием выйти-таки на улицу. И желание наконец победило. Киев куда теплее Москвы. Он вслушивался в тишину своего города и, несмотря на позднюю осень, тепло улиц. Раздавались далекие взрывы. Он думал о том, что каждому в этом городе тишина отвечает тем, что внутри него. Любящему — любовью, злодею — его собственной злобой, обречённому — обреченностью, а верящему во что-то — его собственной верой. И так, в общем, с любым городом, селом, родным местом. Мир вокруг — отражение тебя самого. А если какое-то место вдруг тебя меняет, то лишь потому, что внутри уже зрела, готовилась перемена. В Киеве Андрей вырос, поступил в институт, что-то узнал о мире, пережил свои первые горести и радости. Он хорошо понимал, что, покинув Украину, не сможет и не будет просто смотреть на то, что происходит, но круто изменит свою жизнь. И поскольку, когда он ранее ходил по этим улицам, ему подобное не могло и присниться, он был сейчас будто в каком-то другом городе. Оксана, эта сильная, укорененная, женщина, которую все пережитое не сломило, а наоборот, наделило какой-то особой южной красотой, решила оставить больную сестру на свою родню и ехать с ним. У нее уже были билеты до Стамбула, а оттуда она собиралась в Москву. Они знали друг друга несколько месяцев. Но может, такова строптивая украинская натура, что если доведут — а нацистская власть делала с людьми именно это, человек может терпеть, терпеть, а потом — взорваться и тогда — пеняй, поганая власть, на себя. «Почему украинцы все, все проглотили? — в который раз спрашивал себя Андрей, проходя замершие купола Лавры, — майдан я ещё могу понять, но, когда власть по указке Запада начала братоубийственную войну, почему снова не выйти на майдан и не прогнать эту власть к чертовой матери?» Однажды ему попалась статья о том, как монахи Киево-Печерской Лавры с оружием в руках отстояли Лавру от униатов. Его потрясло, как мало общего все это имело с тем, что говорили о смирении в Сети и храмах. Он хорошо понимал, что униаты — коварное, иезуитское начинание Ватикана, да и сам Ватикан — штука крайне двусмысленная. Он плохо умел молиться, не так хорошо знал Библию, что-то усвоил по истории церкви, но в нем с детства жила неуемная тяга к — другого слова не подобрать — истине. Эта тяга и гнала его сейчас с прОклятой Украины — с одной-единственной целью: вернуть Украину настоящую. Условно, ее образ видел Хмельницкий, ее называют «остаповской», советской, в конце концов. При этом он прекрасно понимал — то, что было, не повторяется, возможна только укорененная в Истории новизна на следующем витке. Его враги, неонацисты, любили Тьму, а он любил Украину — как свою Оксану, — он, человек, с детства углубленный в свои мысли и совсем недавно, плюс ко всему, в силу инвалидности, женщинами не так и интересовавшийся. — Теперь не уйдешь, как раз в Покровске подкрепление нужно! — Андрей услышал за спиной знакомый грубый прокуренный голос. На фоне куполов выросли три фигуры в военной форме. glavno.smi.today
Свежие комментарии