Передача «Разговор с мудрецом» на радио «Звезда» 5 октября 2025 года Анна Шафран: Здравствуйте, друзья. Это программа «Разговор с мудрецом» на радио «Звезда». С нами Сергей Ервандович Кургинян, политолог, публицист, театральный режиссер и лидер движения «Суть времени». Сергей Ервандович, приветствуем Вас.
Сергей Кургинян: Здравствуйте. Анна Шафран: Хотелось бы обсудить сегодня миротворческий план администрации Трампа — Вэнса, план по принуждению России к миру через уступки. Хотелось бы обсудить новые реалии, с одной стороны, в свете очередного пакета помощи Киеву на 90 миллиардов долларов, и с другой — в свете разговоров в поддержку атак по Москве дальнобойным американским оружием. Собственно, мы уже привыкли к тому, что наших заокеанских «коллег» периодически из стороны в сторону очень резко и радикально бросает, но тем не менее, все-таки в очередной раз удивляет. Хотелось бы этот феномен с Вами, Сергей Ервандович, обсудить. Сергей Кургинян: Я понимаю, с одной стороны, тонкость юмора насчет «коллег» — в Вашей интонации прозвучала вся необходимая ирония, и, во-вторых, то, что у нас есть всякие дипломатические игры вокруг этого. Мне вспоминается старая поговорка, что «тамбовский волк тебе коллега» (там говорилось «товарищ»). Этих «коллег» можно отнести к волкам не «тамбовским», а гораздо более серьезным, которые лишь пытаются морочить голову тем, что они коллеги. Как тут не процитировать Александра Сергеевича Пушкина: «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад». У него это звучало по поводу некой Алины, которая должна была сжалиться над поэтом и ответить ему взаимной любовью, и это было очень мило и замечательно. А когда речь идет о том, что «обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад» чему-то, что может повредить сильно национальным интересам, то это очень серьезный вопрос. В том, что я так говорю, совершенно нет желания сказать, что все происходит неверно, а надо взять и всех жестко послать на три буквы и, расплевавшись, начать конфронтацию. Это, безусловно, не так. И в том, что делает сейчас наша власть, я вижу маневр, который совершенно необходим в том смысле, что даже если на год удалось, прошу прощения, запудрить Трампу мозги и каким-то способом удержать его от порывистых действий в пользу Украины, то и такая передышка очень хороша. Если удастся снова эту мятущуюся личность повернуть к чему-нибудь, что для нас выгодно, почему не повернуть? Главное — не принять за чистую монету то, что является очевидным блефом нации, играющей в покер, и элиты, играющей в покер, которые только за счет блефа и существуют. Никогда Трамп никаких крупных стратегических договоренностей с Россией не будет заключать. Он этого просто не может сделать не только в силу того, что у него есть хозяева, и он колеблется вместе с их линией. Как говорилось: — У Вас был левый или правый уклон? — Запишите: колебался вместе с линией партии. Так вот, колебался вместе с линией хозяев. Но не только в этом дело. У Трампа есть свои константы, которых он твердо держится. И вот одна из них — это любой ценой умаление Китайской Народной Республики как основной угрозы американскому гегемонизму. То, что Трамп — представитель этого гегемонизма, и гораздо более серьезный, чем Байден, у меня никогда не вызывало сомнений. Также он специфический человек. У него есть какие-то заморочки, в которые он свято верит. Мы не будем даже говорить о нарциссизме — это отдельный вопрос. А вот эти заморочки — мол, русских можно повернуть куда угодно, мы их поворачивали и будем поворачивать, воевали они с Гитлером, будут воевать с Китаем, и тому подобное… То есть он убежден в том, что та Россия, которая возникла на руинах Советского Союза, — это легко манипулируемая страна, которая, если он какие-нибудь ей ласковые слова скажет, да еще что-нибудь подбросит, так она просто обалдеет и, «задрав штаны», побежит за трамповским «комсомолом». Он в этом внутренне уверен. У него есть определенное высокомерие по отношению к нам и вот такое похлопывание по плечу: «Владимир, все путем, все будет хорошо, мир, дружба, жвачка, вот ты сделай это» — и так далее. Но мы не можем этого сделать, и нет никакой мыслимой власти в России, как нынешней, которая ведет себя, как я считаю, вполне трезво, так даже той, которая может в кошмарном сне присниться — если какие-нибудь демократы почему-то окажутся во власти. Но если этот кошмарный сон бы приснился, то эти демократы тоже не будут воевать с Китайской Народной Республикой. Никто с ней воевать не будет. По многим причинам. Во-первых, не захочет. Во-вторых, сил на это нет. И в-третьих, никто таскать каштаны из огня не будет. А это для Трампа инвариантно. Это его главный принцип. Русские хороши, если мы их отвернем от Китая и повернем в свою сторону. И желательно, чтобы они этому Китаю всякие пакости устраивали… Да не будет этого! Ни при какой власти. Вторая константа Трампа — это Великий Израиль и уничтожение Ирана или его раздавливание. Я хочу, кстати, заметить: вот это принуждение к миру — а чем это отличается от классической военной доктрины? А почему нельзя сказать, что мы принудили к миру нацистскую Германию? Она же — хотела принудить к миру нас. Говорят, кстати, про консерваторов: мол, с ними лучше. Ну, какой-нибудь Вильгельм Гогенцоллерн был консерватором — и что, это помешало воевать? Или австрийский император тоже, говорят, был консерватором. И что? Поэтому никакой разницы между принуждением к миру и капитуляцией нет. Принуждение к миру и есть капитуляция. Вопрос заключается в том, какими средствами осуществляется принуждение к миру: санкции, то, се, пятое и десятое — или через силу. И вот теперь сказано: принуждать к миру будем через силу. Это отличается от объявления войны только тем, что нет официального объявления войны. И все. Мы вам не войну объявляем, мы вас к миру принуждаем — я не хочу вашего убиения, мне просто очень нравится, что голова будет отдельно, а тело будет повешено за ноги. Я вас принуждаю к конфигурации, к мизансцене — и все. Вы не согласны? Ну, так я буду принуждать силой к этой мизансцене, которая является, с моей точки зрения, более убедительной. В этом смысле любые иллюзии по поводу Трампа гораздо более опасны, чем иллюзии по поводу господина Зеленского. Я же эти иллюзии помню. Поначалу, после выборов Зеленского, я оказался в меньшинстве аналитиков, говоривших, что этот кровавый клоун будет опаснее Порошенко (включен в список террористов и экстремистов на территории РФ). Гораздо! Ну и как? Теперь уже и те, кто мне оппонировал, говорят, что я был прав. Но это тоже не самая лучшая ситуация, когда ты оказываешься прав, и потом кто-нибудь это случайно вспоминает. Как говорил один блогер: «Никогда не прощу Кургиняну, что по поводу Стрелкова он оказался прав». Вот это «обмануть меня нетрудно», оно находится рядом с другим выражением: В чьем сердце страх увидеть бездну Сильней, чем страх в нее шагнуть. А вот это уже плохо. Нужно же увидеть эту бездну, не сломаться, не прийти в ужас, не шарахнуться из стороны в сторону, но спокойно ее увидеть и начать действовать. Трамп будет воевать. Его речь, произнесенная перед военными, как и речь министра обороны, — это армия, готовящаяся к большой войне. Это типичная милитаристская речь. Она разумна с точки зрения государственных интересов Соединенных Штатов. Но вся беда в том, как я много раз говорил, что Трампу никто не заказывал Make Russia Great Again. Ему заказывали Make America Great Again. А это как-то у нас забывают. И нашим кажется, что если человек не либерал, да еще христианин, то уж ясно, что он наш союзник в борьбе с глобалистской нечистью. Я много раз на Ваших передачах говорил, что глобалистская нечисть ужасна. И что, конечно, любые люди, находящиеся на позиции традиционных ценностей, гораздо симпатичнее. Но для нас же вопрос не в симпатичности и несимпатичности. Для нас вопрос, кто с нами будет воевать, а кто нет. А почему, собственно, нельзя воевать с нами под флагом самых оголтелых ультрапротестантских ценностей или соединения евангелизма и католичества? Вэнс сейчас об этом говорит. Или еще под каким-нибудь флагом, гораздо более экзотичным. Директор ФБР, прощаясь с убитым Чарли Кирком, произнес: «Увидимся в Вальгалле». Может быть, мы еще увидим флаг Вальгаллы… Кстати, он очень нравился Адольфу Гитлеру. Так что я не хочу сказать, что это компрометирует Вальгаллу или Вагнера — мало ли кому кто нравился, — но, в принципе, это тоже определенный флаг. А когда мы наблюдаем татуировки на теле министра обороны, мы там тоже много видим. Там Crusader, Христос-Царь. Это очень определенное выражение из ультракатолического лексикона. В этой среде часто вспоминают папскую буллу по объявлению крестовых походов. Это очень, очень экзотичные, экстатические и далеко идущие ребята. Они для того и пришли, чтобы так ходить. Анна Шафран: Сергей Ервандович, мы с Вами остановились на крайне важной мысли, которую не все осознаем. Она ведь простая, и Вы подметили очень точно факт того, что принуждение к миру ничем отличается от капитуляции — «старая добрая война», условно говоря. А с другой стороны, мы ведь всю предыдущую историю с западными странами воевали (точнее, они с нами постоянно хотели воевать), несмотря на то, что все были христианами и консерваторами, и об этом мы тоже забываем. И сегодня нас как-то удивляет такая постановка вопроса, когда как бы консервативные силы пришли к власти в Америке. Сергей Кургинян: Ну, может быть, Наполеон был чуть-чуть модернистом. Кем был Гитлер — это отдельный совершенно вопрос. Но на поверхности вроде как были традиционные ценности. Gott mit uns и все прочее. Там внутри был уже Черный орден, магия дохристианская и все прочее. Император Вильгельм, я думаю, был вполне себе классическим консерватором, и это совершенно не мешало воевать. Александр Невский являлся как бы монархистом и сторонником традиционных ценностей, а Тевтонский орден тоже являлся вполне себе христианским, они что, не воевали друг с другом? Это вообще очень странная идея, что если у нас близкие ценности, то мы не будем воевать. Между прочим, в окружении Бухарина об этом говорилось (Радеком особенно), что национал-социалистические ценности не так далеки от советских. На самом деле они были страшно далеки, но это отдельный вопрос. Это вообще предрассудок. Вы посмотрите на эти ценности и посмотрите, куда они заточены. Что эти ценности предполагают? Они предполагают американскую гегемонию. Те же яйца, но вид сбоку. Та же гегемония, но под другим углом зрения. Тогда давайте сравним, какая гегемония опаснее. Конечно, опаснее та гегемония, которая говорит на языке свирепо-военном. Мы хотим согласиться с этой гегемонией?! У нас есть люди — я вовсе не хочу их демонизировать, — которые говорят: «Давайте договоримся с американцами. Они к нам придут для бизнеса, у нас есть общие интересы. И мы с ними договоримся и будем с ними дружить». Против кого? Якобы против Европы. Это же смешно! Американская военная цель не Европа, у американцев другие цели. Американцы ненавидят Европу, это своим чередом. Республиканцы очень ненавидят Европу и считают, что оттуда придет Антихрист, что президент Объединенной Европы будет Антихристом, у них есть такая байка. Но это не главная их цель, как мы видим. Пока что никто не разрушил НАТО. Главная их цель — Китай, вот и все. Из этого следует многое, даже если говорить языком геополитики. А главный язык сейчас — не геополитика. Не рассуждения о том, как именно Гренландию или что-нибудь еще американцы подомнут под себя, являются доминирующими. Доминирующими являются выступления Питера Тиля о том, что все, что происходило до последних лет, должно закончиться. Должен закончиться весь привычный миропорядок. Как говорил когда-то в романе «Доктор Фаустус» Томаса Манна Адриан Леверкюн своему другу: — Я понял, этого не должно быть. — Чего, Адриан, не должно быть? — Доброго и благородного, — отвечал он, — того, что зовется человеческим… во имя чего разрушались бастилии… Я его отниму. — …Что ты хочешь отнять? — Девятую симфонию. Какие-то константы, существовавшие на протяжении предыдущих тысячелетий, предполагали, что есть человек, и если говорить о библейском варианте, то он — венец Творения. Если говорить о Евангелии, то Сын Божий во имя него принял крестную муку. Как же высоко поднят человек, если во имя него Божий Сын принимает крестную муку! Значит, есть человек, он восходит, он «краса Вселенной», «венец всего живущего». Принц Гамлет далее говорил: «А что мне эта квинтэссенция праха?» Ну вот это и говорит Тиль! «А что мне эта квинтэссенция праха?» Человек завершил себя как вид. Кстати, внутри Homo были какие-то модификации в определенную эпоху, и они были довольно долго. А теперь остался только кроманьонец, его добить — и на человечестве будет поставлен крест. Тиль говорит: «Ну он же прорваться не может, человек! Он не может продемонстрировать каких-нибудь таких резервных возможностей, каких-то супероткрытий. Все, он кончен! А прорываться надо, если мы не прорвемся, будет Атихрист. А как можно прорываться? Только через искусственный интеллект». У меня есть очень скромные, но реальные заслуги перед советской математикой. Я ею занимался всерьез. У меня перед тем, как я перешел в театр, докторская была написана. И я вам могу сказать, как человек вполне компетентный в этом вопросе, что никакого искусственного интеллекта нет пока. Его просто нет. Это блеф. Есть колоссальная память машин, фантастическая, немыслимая. И колоссальное быстродействие этих машин. Это есть. Это огромные результаты. А на это наложена, собственно говоря, формула Байеса: элементарные способы распознания вероятности той или иной гипотезы. Выдвигаем гипотезу, принимаем самую вероятную и так далее. То есть на это наложена далеко не суперрафинированная математика. Но когда-нибудь она будет наложена. Это как с геномом. Пока геном расшифрован так себе, но когда-нибудь он будет расшифрован, и тогда мы вкусим всех радостей коррекции генома, далеко идущих, осуществленных во имя чьей-то власти. То же самое с этим ИИ. Но как бы там ни было, Тиль говорит: дух хочет двигаться, продвигаясь в недра материи и осуществляя экспансию. Он должен это делать через искусственный интеллект. Не будет искусственного интеллекта, вообще хана, будет Антихрист, давайте попытаемся. А человек отыгран, он закончен. Возникает вопрос: согласны ли мы с такой моделью? Иначе говоря, понимаем ли мы, что гуманизм Темного Просвещения консерваторов, или вот этого самого Тиля, или кого-нибудь еще того же типа, он весьма далек от наших представлений о minimum minimorum какого-нибудь гуманизма. И тут возникает прикольная вещь. Когда-то я пытался оппонировать «умникам», говорившим, что надо изменить коды нашей цивилизации во имя некой модернизации, понимая под ней вестернизацию. Кодами этими занимался выдающийся израильский ученый Эйзенштадт. И он-то как раз говорил, что главное, что существует для того, чтобы развивать модернизацию, то есть прогресс, — это опора на свою традицию. Что традиция, любая, не противостоит развитию, а только на нее и может опереться развитие. И что это осуществлялось везде. Это было прямым и резким оппонированием идее уравнивания вестернизации и модернизации, что модернизация — это вестернизация. Якобы единственный путь модернизации — западный: догоняющая модернизация и так далее. Во всеуслышание люди с большим авторитетом, наследники великого дела Макса Вебера говорили о том, что только ваша культура, только ваше своеобразие, только улавливание вашей исторической специфики может быть положено в основу того, что называлось модернити, — развития. Анна Шафран: Сергей Ервандович, мы остановились на очень важной мысли, что модернизация не есть вестернизация. И вот на этом стереотипе сознания, который на самом деле требует того, чтобы его уже в конце концов разбили и покончили с ним. Сергей Кургинян: Чубайс — у него какие заслуги в науке, в социальной в том числе? Он цветами торговал. С этого бизнес начался. Эти люди — кто такие? Ракитов, известный агент Филиппа Денисовича Бобкова, нес ахинею про то, что мы должны изменить ядро своей цивилизации. Он кто такой? Кто были эти люди, чьи голоса, безумно громкие и крикливые, определили путь развития нашей страны на 40 с лишним лет? А Чацкий, он что, был каким-то особым традиционалистом? Он-то был западником. Он приехал с Запада. Пушкин говорил: «Чацкий не умен, но Грибоедов умен». Грибоедов был представителем лапотной России?.. Смешно, понимаете? Тютчев был представителем лапотной России? Был такой у нас умник — Губерман… Когда Тютчев сказал: Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать — В Россию можно только верить, то некий Губерман написал: Давно пора, едрена мать, Умом Россию понимать. Стоит посмотреть на фотографию Губермана и на портрет Тютчева, чтобы понять, что ума и образования у Тютчева было в миллион раз больше, чем у Губермана. Просто Тютчев говорил, что даже его ума не хватает на то, чтобы понять, и чтобы понимать, надо не умом это делать, а неким соединением ума и сердца на основе каких-то других вещей… Он выразил очень глубокую мысль. А у Губермана ума было с гулькин нос. Именно поэтому он считал, что он может понять все. Так вот этот собирательный Губерман — вопрос не в фамилии, он мог называться Ивановым или кем-то еще — он пришел и стал говорить, что его ума достаточно для того, чтобы все понять. Некие люди говорили, что административно-командная система чудовищна (централизм и все прочее), а всем должен управлять рынок. Я отвечал так: «Вот когда мой палец шевелится — это что? Это административно-командная система: мозг посылает сигнал, и я шевелю пальцем. А вот когда у меня повышается уровень сахара в крови — это вегетативная система, а не центральная нервная. Так вы хотите создать существо, страну с одной вегетативной системой?» А где-нибудь такая страна есть? А опыт Китайской Народной Республики не говорит о том, что именно одно должно сочетаться с другим? Когда ума мало, и в нем засело 3–4 экономических или политических штампа — самое опасное, если это существо получает власть и начинает насаждать все, исходя из этих ложных стереотипов. И мы в этом жили. А что касается того, почему Эйзенштадт не так известен, — потому, что для того, чтобы его концепция не возобладала и не продолжилось развитие модерна, то есть прогресса, гуманизма и всего прочего, нужно было, чтобы выскочили, как чертики из табакерки, два странных существа. Одно называлось Фрэнсис Фукуяма, а другое — Сэмюэль Хантингтон. Это люди не ахти какие. Фукуяма очень непродвинутый человек, человек с интеллектуальными возможностями ниже среднего. Он ученик Кожева. Кожев был человек зловещий и умный, гегельянец. А Фукуяма — это просто «ля-ля-ля-бла-бла-бла». А почему это было нужно? Чтобы он сказал: «Конец истории». И люди, в том числе религиозные, поняли, что такое конец истории. Это значит, Мессия не придет… А дальше Хантингтон сказал: все, будет конфликт религий. Россия — дальше повторяют за ним, с круглыми глазами, — это православная цивилизация… Нужно быть очень неумным человеком, чтобы сказать хоть одно слово против величия русского православия. Величие русского православия непоколебимо и восхитительно. Но Хантингтон говорит о монорелигиозной системе. И кто-то не понимает, что если следовать его монорелигиозной системе, тогда то ли надо делить территории, то ли устроить немыслимую резню, а не курлыкать в восторге «православная цивилизация, православная цивилизация». Если речь идет о русской цивилизации, разумеется. Но в России нет монорелигиозного типа, во-первых, его нет. Во-вторых, куда деть светское население? В-третьих, сколько этого реально религиозного населения? В-четвертых, насколько оно мобилизовано? И где здесь проходит грань между разумным консерватизмом, который я всячески поддерживаю, и какой-то странной архаизацией с элементами постмодерна? Это же вопрос. Значит, теперь мы все это видим там, в Америке. Мы же что считали? Придут консерваторы — а что они будут консервировать? Модерн. Так нет же! Нет же! Там происходит что-то совсем другое и очень зловещее. И вот мы видим, что говорится на беспрецедентном совещании военных. Они говорят: «Безжалостность… Полное отсутствие каких бы то ни было гуманистических установок… Свирепая, все подавляющая армия, способная раздавить весь мир. Мы наращиваем военную мощь». Трамп говорит: восстановим линкоры, покорим своей мощью весь мир, будем воевать. Воевать… простите, с кем? Для того чтобы начать хоть как-то воевать с Китаем, нужно расправиться с Россией. Она как кость в горле по очень многим основаниям. Россия всегда была, как бронепоезд из песни, на запасном пути этого самого модерна и гуманизма. Мы христианская цивилизация, но альтернативная, православная — это не Рим, а Византия. Мы гуманистическая цивилизация, но это же западная идея. И она всегда гуманистическая, и она абсолютно благоговеет перед человеком, его восхождением. Мы от этого не отказывались. Россия не может от этого отказаться. Она исторична. Кстати, в отличие от великих и замечательных азиатских цивилизаций, в религиозной основе которых лежит цикличность, в основе российской цивилизации, как и западной, не лежит цикличность. Хронотоп России линеен. Мы движемся в истории, к некоему историческому результату. Мы от истории отказаться не можем. Значит, с одной стороны был Фукуяма с отказом от истории, которого взяла на вооружение Демократическая партия, а с другой стороны — Хантингтон, которого взяли на вооружение республиканцы с их представлениями. А все, связанное с вариативностью модерна, ушло в песок, потому что, начиная с Римского клуба, никто не хотел модерна. Самыми опасными врагами Соединенных Штатов являются Индия и Китай. И никакой разницы нет между Индией и Китаем. Если их можно стравить — для американцев это хорошо, но разницы нет. Это растущие миллиардные цивилизации, которые пока что двигаются по траектории прогресса. И пока они двигаются по траектории прогресса, они смертельно опасны. В фильме «Операции Ы и другие приключения Шурика» было сказано: если я встану, то ты ляжешь. Если Китай встанет, то Америка ляжет. Не она одна. А Индия гордится тем, что она, может, встанет еще быстрее Китая. И тогда две миллиардные цивилизации встанут. И что будет делать Америка со своей гегемонией? Так что, во-первых, это просто по доминантности невозможно для Трампа и других. Но есть же еще нечто большее. Хозяева Трампа говорят: «А что будет, если они мирным путем, с помощью конкуренции, даже дружа с нами, соглашаясь на наши налогообложения, пошлины и все прочее, что если они поднимутся как мы? Тогда каждый индиец или каждый китаец потребует себе то, что имеет американец: коттедж, две машины, бензин, электричество». Но уже со времен Римского клуба было сказано, что это недопустимо. И уже в этот момент было сказано: «Какое развитие, зачем оно нам — ядру человечества, золотому миллиарду? Нам не нужно развитие, нам нужна архаика на периферии». Так началось поднятие исламизма, так начался крах Хусейна, так начался крах Асада, Бен Али, Мубарака, которые, между прочим, лизали американцам зад. И это им не помогло. Так начались заявления американцев от лица сначала Кондолизы Райс, потом Буша, потом всех подряд, что все наши бывшие союзники теперь являются врагами. Все это говорило о том, что никакого идеала развития человека нет. Теперь Тиль говорит: человек — это исчерпанная штука. Как говорили некоторые академики, близкие к Михаилу Сергеевичу, это «сухая ветвь на древе эволюции, на древе жизни» — все, хомо сапиенс исчерпан… Мы находимся в преддверии очень далеко идущих, абсолютно военных процессов. Теперь о том, что происходит здесь у нас. Я сказал в начале того, что называется СВО, что снимаю любую конфронтацию по отношению к существующей власти, ибо такая конфронтация означает подыгрыш противнику. Этого нельзя делать в военное время. Поэтому — СВО так СВО. Но когда в Подмосковье гибнут бабушка с внуком — это СВО? Когда гибнут мирные люди по всей территории России — это СВО? Кто-то хочет убедить население, что это СВО? Но это же невозможно! Ну невозможно. Наверное, в этом наименовании и в том, что за ним следует, есть свои выгоды. Я не оспариваю их. И совершенно не собираюсь по этому поводу становиться в позицию не только конфронтации, но и полемики. Но глаза-то открыть можно. А когда возникнут дыры ПВО в Москве, куда влетят ракеты, это будет тоже СВО? Вон в Тель-Авиве — есть. Думали, что невозможно. Тогда это война не на жизнь, а на смерть? А почему, собственно, этого Трампа надо называть нашим партнером по диалогу? Нет, если мы ему полощем мозги, то, пожалуйста, я за, полощите на здоровье (я имею в виду господ дипломатов). Но если в этом есть хоть крупица серьеза, почему надо, с одной стороны, называть его нашим желанным партнером по диалогу, а с другой стороны, сумасшедшим? Он и не то, и не другое. Но он же сказал, что Украина должна отвоевать всю территорию. Он это сказал? А каким путем? А за счет чего? Кто-то считает, что нам отдадут золотовалютные накопления? Которые, кстати, хранились в западных банках и при Советском Союзе — это не так, что какой-то умник наш при Ельцине все это зафигачил туда — они всегда были там. Просто никогда не думали, что такая подлянка будет, что они их не отдадут. Ну, это гангстеры, настоящие, очень рафинированные гангстеры. Они отдадут деньги? Никогда они не отдадут деньги! Это цивилизация, которая на ограблении себя построила и ограблением живет. Никогда она не отдаст деньги. Это же понятно. «Ах, это нарушит мировые финансовые правила…»? Найдут, как сделать. Демонизируют так, что можно будет нарушить. О чем речь! Значит, это объявленная беспощадная война. Украину они будут финансировать еще сильнее, чем при Байдене. Потому что сила Байдена была в его слабости. Он был вялый: бе-ме, туда-сюда. А это шустрик. Был мямлик, стал шустрик. Нам зачем шустрик? Он же шустрит-то против нас. И будет шустрить против нас. Самые опасные милитаристы — это миротворцы. Это мир гегелевских превращенных форм, когда форма отрицает содержание, когда форма нужна для скрытия содержания. Язык дан человеку, говорил Талейран, для того, чтобы скрывать свои мысли. На самом деле язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли. Но тогда зачем Пушкин? Вначале было Слово. Слово было дано не для сокрытия мысли. Чем больше этот экзотический персонаж, не лишенный некого нарциссического шарма и этакой хулиганской живости, говорит о том, что он миротворец, тем больше он будет воевать. Говорит: мне нужен мир… Он за мир во всем мире. Он со всеми хочет мириться, но на его условиях, принуждая силой. Но непонятно, что это такое. Он писает кипятком по поводу того, сколько стран он замирил и будет замирять? Вот он и будет на острие милитаризма антирусского. Он, а не блеющий Байден. Пришел христианин, или, не важно, христианский сионист, христианский националист, и вот он и будет воевать. С ним и будем воевать. Когда мне говорили: «Германия — органический геополитический партнер и союзник России», — я отвечал: «Да, да, конечно. Это органический, естественный, глубокий союзник России, с которым мы вели две мировые войны!» Но я же не шутил! Да, это органический союзник. Да, стабильность Европы — это русско-германский мир и паритет. Ну, так где он? Как говорила леди Макбет в шекспировской трагедии: «У тана Файфского была жена. Где она теперь?» У господина Миллера был газопровод. Где он теперь? «Северный поток» назывался, кажется. Кто-то верит, что у Южного будет другая судьба?! И не только у него. О чем там разговаривала украинская элита с Трампом? О том, что у них руки дотянутся до наших трубопроводов, по которым поступают сырьевые ресурсы в Китай. Что они тоже будут уничтожены. И Трамп сказал: это хорошая идея, давайте-ка дадим что-нибудь, чтобы оно далеко летало. Украинцы хотят доказать, что они полезны, что они могут помочь чем-то. И что если Россия проиграет войну, то Китай пострадает. И то же самое с Ираном. И то же самое со всем остальным. Трамп — это изгой Запада! Подружиться с Трампом значит подружиться с изгоем Запада. Два изгоя. Дружить не на чем, а репутация только изгоев. Это же очевидно. Ну это же так! Дальше следующий принципиальнейший вопрос. Если впереди эпоха войн (а именно она маячит за всеми этими Тилями, Вэнсами и всеми остальными), если, в сущности, речь идет о такой гегемонии Америки, которая будет построена на руинах России, если уже предатели, уехавшие за рубеж, платят большие деньги за концепцию русского будущего, которая строится на распаде России, — а господин Чубайс занят этим в некоем странном партнерстве с Тель-Авивским университетом… Почему странном? Объясню. Потому что для Тель-Авивского университета (знаю хорошо) деньги Чубайса — это не «замечательные демократические» деньги, это деньги русской мафии. И для того, чтобы взять их, нужно получить очень высокую санкцию. Это первое. А второе: эти господа наши — не те, которые будут этими деньгами швырять направо и налево. Они никогда этого не делали, жадность всегда была во главе угла. Значит, что готовится-то? Какая «каша» варится очевидным образом?! В этих условиях нужно сказать вещи достаточно простые. Россия — ужасно неудобная страна. Ужасно неудобная! Она раскинулась на много часовых поясов. Она слабо заселена. Она, какое бы ни было потепление, все равно очень северная. Но это наша любимая страна. В ней жить удобно — невозможно. Жить счастливо — можно и нужно. «Протестантский прибранный рай» — не наш. Как говорил Гумилев: войду я «туда, где разбойник, мытарь и блудница крикнут: вставай!» Это все другое. Искать наши коды только в православии — при величайшей роли православия — это безумие, потому что была история. Системообразующий элемент и элемент-монополист — это принципиально разные вещи. Принципиально! Но взятие православия — это часть великой традиции. Великой традиции, которая маркируется хотя бы Троянской войной. И Ломоносов писал об этом. Римляне, разрушая Грецию, ставили таблички «Месть за Трою». Они таким образом идентифицировали себя с Энеем и так далее. А мы идентифицировали себя не только с Византией, но и с Древней Грецией! А даже империя Александра и империя Рима, Цезаря — это альтернативные вещи. Римское доминирование и такой гибкий эллинизм — это очень разные вещи. Мы с очень давних пор являемся внутриисторическим оппонентом классического римского Запада. В этом и коллизия с церковью. У нас же всегда в церкви были силы, которые либо тяготели к Ватикану и называли себя умеренными, либо, внимание (!), к чему они тяготели в противном случае? Ну к Англии они тяготели! К Англии! Посмотрите на Афон, и вы увидите, чьи там главные VIP-кельи. Видны же эти две линии, ну, только слепой может не увидеть! Это отечественная линия? Это что-то третье? И не репрезентативное с точки зрения элиты. Значит, при такой неудобной стране — что нужно делать? Нужно готовиться к войне так же, как и Трамп. Не к такой войне, которую, может, мы выиграем, не выиграем, хочу верить, что выиграем… Но мы были настолько не готовы к войне по всем внутренним установкам, по этому вхождению с мылом или без мыла в задницу европейской цивилизации и всему остальному, что поразительно, что все-таки мы наступаем. «Бумажным тигром» он это все называет? За две недели это должно было быть кончено? Это лживый миф! Для того, чтобы это было кончено за две недели… С Финляндией кончили за две недели?! Тоже были эти шапкозакидательские настроения. И то, что на своей территории войну закончим, и все прочее. Упоение рыночной благодатью привело к совершенно ложному пониманию смысла армии. Сократили ее на западный лад, а вот теперь, дескать, у нас армия — «шик, блеск, красота». Откуда, с какой стати?! Она была на задворках! Ей не вменялась большая война! Как она вообще уцелела?! Почему там остались ребята, которые воюют?! Загадка именно в том, что ее размещали «у параши», а она как-то держится. Она не ахти как держится, но она должна была рухнуть, а она не рухнула. И эти все «рус, сдавайся, комиссары тебя предали, а в лагере тебя ждет вкусный гуляш» — это же известная формула. Вы «бумажный тигр» — ложитесь, все. Hände hoch! А знаете, можно написать мистерию о превращении бумажного тигра в натурального — в китайском духе. И это очень правильная бы была пьеса. Думаю, может, написать? Я же пишу пьесы. Значит, смысл здесь в том, что надо стать настоящим тигром. Надо поставить армию во главу угла, сделать стержнем, образующим общество. Существующие рыночные модели действительно накладывают ограничения на долю в бюджете для армии. Но они не единственные! Америка тратила чуть ли не половину бюджета на армию в ходе Второй мировой войны. И только за счет этого Рузвельт вытянул из депрессии американскую экономику. Японцы очень много тратили. И совершенно пустых прилавков не было. Вопрос в абсолютно другом подходе ко всему будущему. Причем этот подход должен осуществляться мягко, спокойно, без надрыва. Без постоянного конфронтационного псевдоидеологического настроя. Все эти конфронтации между красными и белыми — с ними пора кончать. Они требуют большой тонкости, огромной разумности, каких-то взаимных очень больших уступок. Как требует уступок и понимание единства русского язычества и русского православия — и вообще специфики русского православия. Я предлагаю тем, кому не чужда эта тема, послушать музыку, хоровое пение. Вот вы приходите в русскую церковь, а потом приходите в греческую, тоже православную. Вы чувствуете, насколько все жестче? А потом вы приходите в какую-нибудь сирийскую или коптскую, и там уже все, как в пустыне. Потому что оно пантеистическое — русское православие. Оно другим не может быть в стране берез — в этих ландшафтах, на этих огромных просторах. Оно очень специфично. И его специфичность тянется из гораздо более глубоких корней. И этот шедевр православия рожден какими-то совместными, неимоверными усилиями всего русского духа, русской тайны. Мы не сможем жить удобно. Нас просто уничтожат. А счастливо — можем и должны. Но только одно нужно: вот это «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад», эпоха обманов, иллюзий и обольщений, а также помрачений — должна закончиться. Вестернизация в России — это помрачение. Это умопомрачение. Дело не в том, кто именно и как нас обманул. Один из наших замечательных песенников, Ильяс Аутов, говорит: «Нас никто штурмом не брал, все ворота мы сами открыли». Дело в умопомрачении. Так вот, наступило время выйти из умопомрачения, отказаться от иллюзий, посмотреть на себя сущностным взглядом, увидеть, кто мы есть и как мы можем жить, и построить эту жизнь, максимально сберегая все, что есть. Так, чтобы либо бабушки с внуками не гибли в Подмосковье, либо «вставай, страна огромная». Мы же помним: «Если завтра война, если завтра в поход»… Ну та или иная идеология, тот или иной образ — манкий образ — и мобилизация. Образы могут быть разные, принцип-то один — тогда вот так, тогда единым народом. Я совершенно не против праздников и украшательства там, где это возможно. Только главное, чтобы сначала перестали люди со средними доходами оплачивать бинты. Я горжусь нашим волонтерским движением. Я восхищен тем, с какой реальной органической силой в стране, которой внушали, что каждый за себя, возникло вот это движение поддержки. Но нельзя роскошествовать в ситуации большой беды. Тогда нужно каким-то способом поставить во главу угла избытие этой беды. Тогда «все для фронта, все для победы». И тогда надо понять, что в ближайшее время нас будут атаковать с помощью Трампа резко сильнее, чем атаковал
Свежие комментарии