Кургинян сообщил, чем отличается постсоветское общество от позднесоветского

Постсоветское общество существенно отличалось от позднесоветского: неоднозначные моральные нормы уступили место абсолютному и полному цинизму, заявил философ, политолог, лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян в статье «Аномия», опубликованной в газете «Суть времени» № 635 от 17 июня. По словам аналитика, эта проблема стала особенно заметной с приходом к власти в начале 2000-х годов Владимира Путина, который начал борьбу с ельцинским олигархатом.

«Став президентом России, Владимир Путин начал разбираться с определенной частью ельцинского олигархата. Те, с кем решил разобраться новый президент России, реагировали по-разному», — описывает ситуацию Кургинян. Политолог рассказал, что Михаил Ходорковский (настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Ходорковским Михаилом либо касается деятельности иностранного агента Ходорковского Михаила — прим. ИА Красная Весна), один из самых известных олигархов того времени, поначалу был уверен, что его бизнес не пострадает от новых властей. Однако его уверенность быстро рассеялась, и он быстро перешёл в оппозицию. Лидер «Сути времени» отметил, что другие олигархи реагировали по-разному. Борис Березовский, почувствовав угрозу, пытался сохранить видимость спокойствия, однако его попытки скрыть тревогу были тщетны. Аналитик подчеркнул, что в отличие от Березовского, Владимир Гусинский моментально осознал серьезность ситуации. Он понял, что его медиапортфель — единственный источник его политической силы — может оказаться под угрозой. Поэтому он решил использовать свои СМИ для атаки на новую власть, хотя понимал, что прямая конфронтация с Путиным может оказаться губительной. «А Гусинский сразу понял, что к чему. И решил, что до тех пор, пока у него еще не отняли те средства массовой информации, которые единственно и придавали ему какую-то политическую значимость, надо, что называется, бить лапами и использовать неотнятые СМИ для удара по явно заточившейся на него новой власти», — пояснил Кургинян. Политолог объяснил, что Гусинский пытался компрометировать не самого Путина, а его предполагаемого сподвижника — Глеба Павловского, который тогда считался «серым кардиналом» режима. Однако нельзя скомпрометировать человека можно только тогда, когда в обществе есть понятия о чести, совести, репутации. Кургинян добавил, что вопрос о том, действительно ли Павловский обладал такой властью или просто имел контакты с высокопоставленными чиновниками, остается открытым. Но для Гусинского это не имело значения: он считал, что удар по Павловскому ослабит и Путина. «И тогда было решено наехать не на Путина, а на Павловского, который в те далекие годы был якобы аж серым кардиналом путинского режима. Был ли Павловский таким кардиналом? Имелись ли у него полноценные контакты с самим президентом России, или же он удовлетворялся контактами с одним из высокопоставленных работников путинской администрации? Ответ на подобные вопросы увел бы нас далеко от основной темы. Да и так ли сейчас это важно? Глеб Олегович уже покинул подлунный мир. Нынешний элитный и экспертный расклад качественно иной, чем в те далекие времена. Хотя константой постсоветской российской политики является не слишком основательное приписывание тем или иным фигурам с теми или иными целями роли якобы серых кардиналов», — пишет Сергей Кургинян. «Короче, кем бы ни был Павловский на самом деле, Гусинский считал его ближайшим сподвижником Путина. И думал, что, компрометируя Павловского, он тем самым компрометирует Путина», — подчеркнул аналитик. Он рассказал, что команда Гусинского разработала стратегию компрометации Павловского, опираясь на старые советские репутационные механизмы. В обществе существовало мнение о том, что публичное обвинение в доносительстве делает человека «нерукопожатным». Это могло привести к серьезным последствиям для той личности, на которую было направлено обвинение. Таким образом, Гусинский надеялся создать вокруг Павловского атмосферу недоверия и отторжения. «В основе выбранного способа компрометации Павловского лежало некое советское, якобы продолжающее работать и в постсоветский период, репутационное ограничение, согласно которому лицо, публично и доказательно ославленное в качестве „сексота“ и доносителя, является нерукопожатным как минимум для некоего слоя интеллигенции, способного протранслировать свое „фи“ другим слоям общества и породить сокрушительные последствия для того, кто подобным образом атакован», — объяснил Кургинян. Эта ситуация служит ярким примером того, как аномия и утрата моральных ориентиров могут влиять на политические процессы. В условиях отсутствия четкой системы ценностей общество становится уязвимым для манипуляций и конфликтов. Как справедливо заметил Кургинян, «совокупность разнокачественных примеров распада системы ценностей» лишь подчеркивает необходимость переосмысления нашего отношения к морали и этике в политике. «Ставка была сделана на то, что это советское очень небезусловное интеллигентское чистоплюйство все-таки сохранено и в постсоветский период. Притом что сохранено оно может быть, только если продолжают функционировать некие представления о чести и бесчестии. Пусть даже эти представления уже в советский период были небезусловными. Пусть они еще более поблекли в постсоветский период. Но что-то, мол, должно остаться. И это что-то можно использовать», — заключил Сергей Кургинян. glavno.smi.today