Все менялось, как меняются страницы в интернете. Вот встревоженные люди спешат укрыться в метро, толпятся у дверей, а вот — воздушная тревога отменена и все уже несутся в ближайшие кафе. В этой спешащей в кофейню толпе и оказались Андрей и Оксана. Все, что с молодым человеком в последние часы произошло, напоминало ему о давнем случае на окраине Киева.
Ему пятнадцать. Горела даже не районная, а небольшая, расположенная на первых этажах многоквартирного дома библиотека. Жители, дети собрались смотреть, как пожарные тянут шланги, поднимают лестницы, работают со страховкой. Парню тогда было жалко даже не великие тексты, которые пожирал огонь, а само место и его печальный конец. Постепенно оно остывало, людей приходило все меньше, работа библиотекарей все больше превращалась в бессмысленное перекладывание книг с полки на полку, и, наконец, с этим забытым Богом закутком произошло то, что произошло. Огонь как бы освобождал площади, которые перед этим оставили люди, он ставил их перед некой глубинной реальностью. Глядя на пламя, жители киевской окраины (их можно понять) переживали за свои квартиры, за то, не остался ли в огне кто-то, в конце концов, за пожарных. В толпе Андрей увидел подтянутого и с нетипично злым лицом дедка, который с наслаждением, прищурившись, смотрел на происходящее. — Умники горят, — громко, с улыбкой сказал дедок. Андрей до этого никогда, в общем, не слышал, чтобы книги имели для кого-то такое значение, хоть положительное, хоть отрицательное. И он также хорошо понимал, что нравоучения в этой ситуации с его стороны — самое идиотское, что может быть. — Сила есть — ума не надо, — гаркнул дедок и захохотал громким, каким-то змеиным смехом. Это было давно, Андрей тогда ходил без костылей. С детства он научился отличать подобного рода людей с Западной Украины от остальных: в них всегда была некая сухая волчья сила. — Вам ума не надо? — дерзко сказал он дедку. — Ты че? — сверкнул в него тот. — Таким родился, — спокойно, глядя на него, ответил десятиклассник. Андрей учился в школе, где еще не висели портреты Бандеры, не заставляли кричать «Слава Украине!», и в разборках, хоть и надо было вести себя жестко, но, по большому счету, все было по-человечески, без особой злобы. Впервые, наверное, в жизни он столкнулся с холодом, который, как он потом понял, был холодом смерти. Потом к нему приходили единомышленники дедка (в небольшом квартале его нетрудно было отыскать), а отец, ветеран Афганистана, выходил к тем с ружьем и показывал, что он не боится смерти, а значит, их, и потому не овца. С тех пор, хотя никто Андрею не угрожал, не присылал записок, не поджидал на улице, в его жизни появилась опасность. Он стал смотреть по сторонам, пытаясь увидеть, не наблюдает ли кто за ним, не идет ли позади, стал заходить в подъезд настороженно. Он поразился тогда сходству гитлеровцев, о которых знал из книжек и фильмов, и современных бандеровцев, которые были как люди из прошлого, такие, каких, казалось, не должно быть, — готовые издеваться, убивать и получать от этого и удовольствие, и новые силы. Так они внушали страх в 50-е, такими жестокими были в войну, и такими же остались 80 лет спустя. «Почему на Украине не возникло противоположной силы? — спрашивал он себя, рассматривая красивое, теплое лицо Оксаны. — Ведь были те, кто польстился на нацистов в 41-м, 42-м, на их обещания, кто думал, что те вернут отнятое Советами, но была и другая часть Украины, которая сказала всему этому „нет“!» Его в какой уже раз передернуло от того, как деградируют вокруг люди, как умаляются их мысли и желания, как они слепнут. Оксана понимала, что в ее новом знакомом течет какая-то мысль, и не хотела ей мешать. Как это часто бывало, только в душе что-то начинает шевелиться, ее передергивает: ее брат, родная кровь, служит тем, кто устроил не так и давно невиданный ад на Украине, и он может убивать русских. Андрею казалось в тот момент, что Киев, этот город, «откуда есть пошла русская земля», стоит на семи ветрах, в этом городе непередаваемо холодно и даже дома перестают быть домами, ведь ветра продувают их насквозь, а улицы стоят как открытые поля. И в этом ставшим непригодным для жизни месте его согревает тревожное, но теплое лицо знакомой. Внутри поднимались жизненные силы, и ему казалось, что не все еще потеряно, что и из тьмы, в которую забрела Украина, все же есть выход. Никогда за последние три года ему так не хотелось, чтобы русские были сильнее и скинули наконец отвратительную нацистскую власть сейчас, немедленно. Читайте предыдущую часть: «Я для Украины без твоей „славы“ что надо сделаю» glavno.smi.today
Свежие комментарии